Иван Айвазовский, «Минная атака катерами парохода «Великий князь Константин» турецкого броненосца «Ассари-Шевкет» на Сухумском рейде 12 августа 1877 года» (фрагмент)
13 мая 2017 года, 12:14
Комментировать
Читать еще:
галлюцинации, психиатрия, шизофрения
13 мая (1-го по старому стилю) 1877 года у Виктора Кандинского, судового врача на первом в мире миноносце, при боевом крещении начался острый психоз. Чтобы справиться с ним, Кандинский стал психиатром. Исследуя себя и пациентов со схожими симптомами, он выделил идеофрению (шизофрению) как особую болезнь и описал ту стадию её развития, при которой возникает так называемый синдром Кандинского-Клерамбо.
Кандинский вначале не верил в свой диагноз, считая, что наследственной предрасположенности в его роду нет. Здесь Виктор Хрисанфович ошибался: он просто оказался первым в семье душевнобольным. Вообще это семейство было одним из самых экзотических в России.
Принц мафии
Родился Кандинский во дворце и рос как принц, окруженный воспитателями благородных кровей, хотя сам к аристократии не относился и происходил не из дворян, а из ссыльнокаторжных. Его прадед Хрисанф Петрович, родом из Якутии, промышлял грабежом на большой дороге и продавал свою добычу, пока не угодил в нерчинскую каторгу. Там быстро разбогател, ссужая беспутных сотоварищей деньгами на кабальных условиях. Освободившись, завязал с разбоем и создал финансовую империю, опутав как спрут и охотников за пушным зверем, и администрацию забайкальского края.
Пьющим промышленникам Кандинский давал займы под залог охотничьей добычи, так что собольи шкуры доставались ему почти даром. Отвечавшие за торговые пошлины и охрану границы чиновники состояли у него на содержании и женились на его дочерях, так что оснований опасаться власти не было. Безо всякого трепета поставляли Кандинские жёнам декабристов строевой лес да кирпич, и ввозили из-за границы запретный герценовский «Колокол» — не будучи оппозиционерами, а просто потому, что выгодно.
Дом Кандинских в селе Бянкино Нерчинского уезда представлял собой роскошный дворец, где вращались сливки ссыльного общества. Больше, чем декабристов, ценили там участников польского восстания, которым доверяли воспитание детей. Ясновельможные паны привили юному Виктору любовь к чтению и так подготовили к экзамену в московскую гимназию, что он без особого напряжения выучился и поступил на медицинский факультет университета. При выборе профессии ролевой моделью также послужил кто-то из ссыльных: врачей среди Кандинских ещё не бывало.
Учёба оплачивалась грабительскими сделками: должников драли до полусмерти на заднем дворе палат в Бянкино. Казалось, этому не будет конца, но после отмены крепостного права Кандинские разорились всего за пару лет. В ходе реформы 1861 года забайкальские охотники из государственных крепостных стали казаками. Исправляющий должность генерал-губернатора Восточной Сибири Михаил Семёнович Корсаков (1826-1871) обнаружил, что имеет над «вольными казаками» власть куда меньшую, чем Кандинские, которым все должны. Тогда охотникам разрешили не возвращать ссуды. Без этой подпитки торговая монополия лопнула. Так что, получая в 1872 году диплом лекаря, Виктор Кандинский жил репетиторством, перебиваясь с хлеба на квас.
Как сверхштатный ординатор Временной больницы (позднее Второй Градской, объединённой затем с Первой), он лечил больных желтухой и тифом бесплатно. Но Кандинский знал языки и недурно писал, так что редактор нового журнала «Медицинское обозрение» стал заказывать ему рефераты из немецкой научной периодики. Тяжёлый, но полезный конвейер превратил молодого доктора в самого начитанного врача России. Именно такого искал Степан Осипович Макаров, когда готовился к войне с Турцией и набирал команду первого в мире миноносца «Великий князь Константин».
Виктор Хрисанфович Кандинский (1849-1889)
Первый блин Степана Осиповича Макарова
Идея Макарова, в будущем прославленного адмирала, была новаторской: ночью скрытно подойти на своём «минном транспорте» к вражеской гавани, спустить на воду паровые катера, оснащённые взрывными устройствами на шестах и самоходными торпедами — новым английским оружием — и подорвать броненосцы, которые обеспечивали туркам господство в Чёрном море.
Как только 12 апреля 1877 года Россия, заступаясь за балканских славян, объявила Османской империи войну, Макаров созвал своих людей. Велел подать шампанское и произнёс речь: «Поздравляю вас с войной! (В ответ — громовое «ура»). Знайте и помните, что наш пароход – самый сильный миноносец в мире! Одной нашей мины совершенно достаточно, чтобы утопить сильнейший броненосец». Пиршество перешло в «злоупотребление спиртными напитками», как деликатно выражался позднее Кандинский. Он полагал, что без «обыкновенного для людей военных» пьянства психоз мог и не возникнуть.
Когда же в ночь на 1 мая случилось боевое крещение, всё пошло не так. Обнаружив у Батумского порта сторожевой турецкий фрегат, Макаров спустил на воду все 4 катера и двинулся в сторону неприятеля, руководя операцией с одного из катеров — «Минёра». Первым к самому борту фрегата подошёл лучший катер «Чесма», командир которого лейтенант Измаил Зацаренный подсунул мину прямо под спицы гребного колеса. Но взрыватель не сработал. Турки заметили «Чесму» и открыли ураганный огонь из ружей и картечью, причём не только по Зацарённому, но и вообще куда попало. Пуская зеленые и жёлтые ракеты, фрегат бежал к Батуму, где подняли тревогу.
На «Минёре» оробевшая команда залегла на палубу, саботируя приказ Макарова пускать мины. Катера «Чесма» и «Синоп» потерялись и по звёздам ушли к Поти, откуда в Севастополь полетела телеграмма, что Макаров, наверное, в плену. А Макаров с трудом разыскал в темноте свой пароход, где все тоже были перепуганы. Там живо представляли, как без командира с тремя пушечками будут отбиваться от шести базирующихся в Батуми турецких броненосцев, которые наверняка уже поднимают якоря. И тут обезумевший судовой врач Кандинский бросился в воду.
Дочь провизора и синий гусар
Он хотел утопиться, но его вытащили и поручили заботам сестры милосердия Елизаветы Карловны Фреймут. В «команде мечты» Макарова случайных людей не было: эта девушка, дочь немца-провизора, имела отличные рекомендации и знала Кандинского ещё до военной службы — её сестра работала гувернанткой в доме его московских родственников. Едва оправившись от первого приступа, Кандинский сделал Елизавете Карловне предложение.
Детей они решили не рожать, поскольку были убеждены, что душевнобольной не имеет на это права. Их объединяло общее дело: жена помогала Кандинскому с переводами, так что его главные труды выходили сначала по-немецки в Германии, тогдашней «метрополии психиатрии», а потом уже на русском языке. Виктор Хрисанфович даже при посторонних называл Елизавету Карловну не иначе как «мамой».
Жена Кандинского (с 1 сентября 1878 года) Елизавета Карловна, урожденная Фреймут
Батумский бой стал провокацией врождённого заболевания. Проявилось оно сначала горячечным бредом, который никого на корабле не удивил, поскольку все изрядно перетрусили. Надеялись, что пройдёт, и даже взяли с собой в поход на Сухумский рейд, где появлялись пресловутые шесть броненосцев. Но противника не нашли, а бред у Кандинского сменился галлюцинациями, так что Макаров нехотя списал доктора на берег по болезни.
И в Николаеве, и в Париже, и в Москве врачи ставили диагноз «меланхолия». Нахватанный при составлении рефератов Кандинский был не согласен и стал читать книги по психиатрии. Он заметил, что чтение ослабляет галлюцинации. Особенно эффективно самолечение умственным трудом, если конспектировать, а именно это приходилось делать, поскольку ради хлеба насущного и подготовки к свадьбе Кандинский опять засел за рефераты.
Освоившись в психиатрии, он стал различать разновидности своих галлюцинаций. Так, его преследовал образ гусара с черными усами, в синем мундире и малиновых штанах. Гусар то являлся в комнате, то скакал на коне, то сидел перед ним в зрительном зале воображаемого театра. От иных галлюцинаций он отличался яркостью и детальностью — приглядевшись, можно было различить рисунок на кокарде и каждый завиток волос. А главное, образ вводил в заблуждение чувства, но не мог обмануть сознания: гусар не заслонял собой предметы в комнате, не составлял часть видимой глазом картины. Как только он входил, сразу было ясно, что это не настоящая галлюцинация. Такие явления назывались «псевдогаллюцинациями».
По мнению Кандинского, псевдогаллюцинации хорошо знакомы психически здоровым людям. Так, после активного поиска грибов в лесу стоит лечь и закрыть глаза, как опять видишь грибы. Или когда привязалась какая-нибудь мелодия, которую невольно напеваешь. Патологии в этом нет. Понятно, что грибы только чудятся, а музыка в голове звучит не потому, что там включили плеер. А главное, сознаёшь: это сейчас пройдёт. Беда, если не проходит и вам начинает казаться, будто некто посторонний подсматривает за вашими грибами или нарочно «ставит» вам навязчивую мелодию. Именно так случилось с Кандинским и пациентами, которых он как лечащий врач наблюдал в петербургской больнице Николая Чудотворца на Пряжке.
Заговор в Пекине
Зимой 1883 года Петербургскому обществу психиатров поручили оценить статью 36 проекта нового уложения об наказаниях. Предлагалось привлекать душевнобольных к уголовной ответственности за совершенные преступления, кроме тех случаев, когда человек в силу своего состояния не понимает, что творит, либо не может контролировать свои действия.
Окончательное решение о судьбе проекта принимало Юридическое общество при столичном университете, но сначала спросили врачей. Психиатры, в том числе глава их общества Иван Мержеевский (1838-1908) и знаменитый Владимир Бехтерев (1857-1927), были против. Им казалось, что новая норма лишает защиты и без того несчастных больных. Выступил против и не знавший поражений адвокат Анатолий Кони (1844-1927): так проще убедить присяжных в невиновности подсудимого — справка есть, чего же вам ещё?
«За» был поначалу один лишь Кандинский. Он сражался за себя одновременно как больной и как психиатр. Ничего хорошего огульное признание больных невменяемыми не сулит. Это же практически означает недееспособность во всех иных отношениях. И роль врача на процессе важнее, когда он анализирует состояние пациента, а не просто выдаёт справку.
Большинство коллег Кандинский не убедил, но на следующем заседании общества перетянул на свою сторону четверых и «вышел во второй тур», юристы пожелали выслушать его особое мнение. И там Виктор Хрисанфович одержал блестящую победу. Он отстоял формулировку проекта. Человек виновен, только если он теряет и свободу суждений (понимание своих действий) и свободу выбора (способность сдержать свои импульсы). Кандинский сразил юристов таким аргументом: «Мы порой сохраняем свободу суждений, не имея свободы выбора». Слушатели переглянулись. Ведь так при Александре III жили все — думать позволялось что угодно, а делать можно было только то, что можно.
Унаследованный от Кандинского критерий вменяемости существует в российском уголовном праве до сих пор, но далось это достижение дорогой ценой. Готовя свою аргументацию, Виктор Хрисанфович перенапрягся, и на второй день после заседания у него начался новый, необычайно сильный приступ.
Он вообразил себя диктатором Китая, который вместе с единомышленниками в разных органах власти готовит переворот, чтобы дать этому государству европейскую конституцию. В голове Кандинского звучали псевдогаллюцинаторно доклады заговорщиков из среды просвещенных мандаринов и генералов. Мозг превратился в подобие центральной телеграфной станции, рассылающей распоряжения во все концы страны. Вдруг оказалось, что консервативные противники переворота перехватывают депеши и узнают мысли Кандинского, вбирая их в свои головы.
Картина Василия Кандинского «Отчётливая связь» (акварель, тушь, 1925). Суть описанного Кандинским синдрома, который психиатр Гаэтан де Клерамбо (1872-1934) назвал «синдром психического автоматизма», состоит в осознании пациентом отчетливой (разумеется, воображаемой) связи с группой лиц, которые будто бы читают его мысли и внушают ему свои. Эти преследователи также якобы способны внушать ощущения либо вынуждать говорить «не свой» текст и заставлять сове
Пришлось изобрести механизм, который доктор про себя окрестил «психораспределитель» – сложную систему размыкателей и коммутаторов, которая отключала сигнал в цепи, если к ней подсоединялся шпион. Полный успех! Вот уже со стен захваченной заговорщиками крепости гремит пушечный салют, народ на улицах Пекина ликует, оркестр под окнами исполняет гимны. Но враги готовят покушение, и двое единомышленников Кандинского прибыли, чтобы укрыть прогрессивного диктатора в надёжном месте (это на самом деле главный доктор «Пряжки» Оттон Чечотт (1842-1924) перевозил больного коллегу в загородную лечебницу на Фермском шоссе, ныне психиатрическую больницу №3 имени Скворцова-Степанова).
Враги прячутся вокруг, но верховная власть останется в руках Кандинского, пока горит его папироса, поэтому курить нужно беспрерывно. В больничной карете диктатор торжествует, напевая марш собственного сочинения и отбивая такт ногами. И на входе в лечебницу он ощущает такую усталость, что передаёт папиросу дежурному врачу и просит стать его заместителем на время отдыха. Напрасно! Персонал больницы набран из агентов охранки, преследующей Кандинского за то, что он хотел свергнуть в Китае режим, дружественный Российской империи. Его допрашивают, диктуя псевдогаллюцинаторно признания, и язык помимо воли рассказывает о таких преступлениях, которых доктор и не замышлял. Нужно отлучиться в сортир, где никого нет и можно как-то совладать с приступом болтливости.
В сортире на помощь Кандинскому приходит Макаров, чтобы устроить побег. Образ бывшего командира сливается с телом больного, и вот уже Кандинский думает, что выглядит как Макаров, и говорит сиплым голосом сурового моряка, передавая его с необычайным сходством. Примечательно, что в нормальном состоянии наш герой не выказывал никаких подражательных способностей.
Все эти подробности Кандинский заносил в дневник. Когда наступила ремиссия, записи составили основу учения о синдроме психического автоматизма. В 1885 году работа Кандинского о псевдогаллюцинациях при шизофрении вышла на немецком языке, а напечатать её по-русски общество психиатров за отсутствием средств не смогло до самого 1889 года, когда при новом приступе автор принял смертельную дозу опиума.
Овдовевшая Елизавета Карловна выпросила у общества рукопись и потратила всё, что имела, на её достойное издание. Исполнив это, она также покончила с собой.
Источники и дополнительные материалы:
— Виктор Кандинский. О псевдогаллюцинациях. (Выверенная электронная версия текста важнейшей книги Кандинского с работающими примечаниями), портал Научного Центра Психического Здоровья.
— Медицинские и философские сочинения Кандинского в сборнике «Санкт-Петербургская психиатрическая больница св. Николая Чудотворца. К 140-летию». Том III. Санкт-Петербург, 2012
— Леон Рохлин. Жизнь и творчество выдающегося русского психиатра В.Х. Кандинского (Детальная научная биография Кандинского). Москва, 1975
— Александр Тиганов (ред.) «Общая психиатрия». Глава «Судебно-психиатрическая экспертиза в уголовном процессе и меры профилактики общественно опасных действий психически больных» (наследие разделяемых Кандинским идей в современном уголовном законодательстве) Москва, 1999
— Сергей Максимов. Сибирь и каторга (среди прочего – история обогащения и разорения семейства Кандинских). Москва, 2002
— Михаил Сабашников. Воспоминания о В.Х. Кандинском. (Краткая, но очень важная характеристика частной жизни Кандинского; комментарий А.Л. Паниной и Л.Л. Рохлина). «Журнал невропатологии и психиатрии имени С.С. Корсакова», Т.75, вып. 3, стр. 439-443
— Александр Зонин. Воспитание моряка (подробная художественно-документальная биография Степана Осиповича Макарова). Ленинград, 1942
